Александр Уйттенховен, рыцарь ордена русских тамплиеров. (1897-1966)
РЫЦАРИ ПЬЮТ КИПРСКОЕ
Круглый стол был покрыт белой скатертью, посредине которой, шитое голубым и серебряным шелком, лежало изображение Крылатого Воина. Против каждого места стоял хрустальный кубок и лежала красная роза. Когда все кубки были наполнены вином, Рыцари поднялись с мест, и один из них сказал:
"Мы посвящаем наш первый кубок памяти тех, кто шел впереди нас и ушел раньше нас. Вино кипрское подобно крови. Вспомним ушедших к свободе. Смелым сердцам их слава и привет, привет и слава!"
И все Рыцари повторили его слова и кубки коснулись друг друга с серебряным звоном.
И еще много раз наполнялись хрустальные кубки, и вино делалось кровью, а кровь - вином. И один за другим поднимались Рыцари и говорили так:
"Сила зла, которая кажется столь неограниченной и могучей, одной своей частью коренится в том, что на самом деле является самым иллюзорным в мире - в материи. Этот зыбкий и призрачный мир, который мы называем материальным, так плотно облекает Дух своим кровавым туманом, что нужно немалое усилие, чтобы воплощенный смог проснуться от своего плотного сна. И обычно для этого нужна бывает помощь. Эта помощь называется посвящением. Посвящение наносит удар миру зла - миру материи, и от этого удара призрачная вселенная иногда сразу, чаще постепенно, но во всяком случае неизбежно и неуклонно тает и растворяется, как лед на огне. А события, следующие за посвящением - будь то совершение подвигов, или участие в ритуалах, или узнавание потрясающих душу вещей, - приводят к покорению второй области, занятой Тьмой, области еще более мощной и еще более неуловимой - миру души.
Посвящение — это то, что отличает жизнь Рыцаря от жизни человека. По своей значительности оно стоит наряду с двумя другими моментами, общими как для тех, так и для других — с рождением и смертью. Символическое прикосновение к плечу будит дух человека, возвращая его в область подлинной жизни. Оно означает встречу с братом, раньше проснувшимся и облеченным властью будить других, правда, лишь тех, сон которых настолько тонок, что для пробуждения достаточно легкого прикосновения. Этот момент неповторим, так как всякое повторение означало бы, что в предыдущий раз его цель не была достигнута и воин в человеке не проснулся. Но и в этом случае его не следует повторять. Плечо, однажды ощутившее священное прикосновение, уже никогда в течение жизни не забудет этого ощущения, и память о нём будет жить в каких-то неведомых областях Духа, пока пора не настанет и оно озарит сознание. Могут пройти годы, прежде чем это событие совершится. Но оно совершится и, глядя на бесплодно протекшие годы, пробудится и с удвоенной силой возьмется за работу.
Бывает и так, что даже проснувшись, человек отказывается признать реальность мира, обитателем которого он сделался, и предпочитает верить образам своего сна. И тогда к посвящению должно присоединиться еще нечто. Однажды пастухи нашли львенка. Они взяли его, и львенок вырос среди овец и считал себя овцой. И вот другой, старый лев увидел изумившую его картину: молодой лев пасся вместе с овцами, щипал траву и изредка пытался блеять по овечьи. Лев прыгнул в самую середину стада и зарычал львенку: "Что ты делаешь, ведь ты лев, а ведешь себя как овца!" - "Нет, - ответил львенок, не испуганный, но удивленный, - я овца". Что было делать старому льву? Он схватил молодого за шиворот, подтащил к водопою и сказал: посмотри на свое отражение, это - ты; что же ты такое - лев или овца? И львенок убедился, что он - лев и его рычание громом наполнило землю...
Рыцарем нельзя сделаться. Рыцарь есть Рыцарь с времен бесконечно прошедших и пребудет им до будущего, которому не видно конца. Но каждый раз, когда из своей сверкающей родины сходит Рыцарь на землю, он на некоторое время забывает о своем достоинстве и живет среди людей, как человек. И если случится, что он не сразу поверит брату, принесшему ему пробуждение, тогда брат ставит перед ним щит, в котором отражается его истинный образ. В нём видит он историю своего рода, видит удивительные и прекрасные события, разыгрывавшиеся в других вселенных и в иных временах, и первые шаги своих братьев на планете, ставшей на несколько коротких лет его домом. И вживаясь в образы этой таинственной сверкающей жизни, он сбрасывает с себя остатки сковывавшего его сна и твердой рукой берется за меч.
Сила зла всеобъемлюща и непреодолима. Всеобъемлюща, потому что она коренится во всем живом, быть может, являясь необходимой составной частью жизни. Непреодолима потому, что пока живое существо само не захочет начать борьбу, никакая сила, лежащая вне его, не сможет помочь ему или принудить вступить на путь борьбы со злом.
И она же призрачна и иллюзорна, потому что достаточно осознать ее, чтобы убедиться, что она не существует, и разглядеть всю тщету ее усилий побороть мир, хотя временами может казаться, что она полностью подчиняет себе не только отдельные личности, но и целые народы. Целые народы. Одной из крупнейших трагедий человеческой истории является покорение Сатаной иудейского народа и последовавшее за этим завоевание иудеями Земли. Этот несчастный народ так ясно написал историю своего подчинения злу, что нужна поистине преднамеренная слепота, чтобы систематически подменять жуткие образы этой повести бледными и обманчивыми картинами, сотканными из роковых недоразумений и намеренной лжи.
Основным недоразумением в этой истории является сказка о пресловутом единобожии иудеев. "Боги" - это первое определение божества, употребляемое книгой Бытия, ясно указывает на целую группу существ. Никакие ссылки на то, что множественное число употреблено Писанием "в знак почтения", не может помочь делу, потому что если Бог или царь может говорить о себе "Мы", то такое существо, ни на земле, ни на небе, сознающее свое единство, не сможет сказать про себя "один из нас", - а именно такое выражение и приписывается Элоимам, когда они решают ограничить угрожающее их власти могущество человека. Следующие страницы этой кровавой книги описывают борьбу этих существ с группой местных египетских богов, попутно характеризуя и их самих. Остается тайной, как можно не видеть истинного лица этих сущностей, читая про богов.
Впрочем, не следует думать, что эта победа далась силам тьмы без всякой борьбы. Борьба, без сомнения, велась, но упоминания о ней так старательно сглажены, что соответствующие указания легко могут считаться неловкой натяжкой. Существует предание, что последней битвой в этой области было явление Моисея. Когда великий ясновидец нес полученные из высот духовного мира заповеди, его взору представился народ, оставшийся на короткое время без сурового водительства его непреклонной воли и воспользовавшийся своей кратковременной свободой, чтобы воздвигнуть образ того, кто в течение веков настойчиво оплетал его душу своими сетями. Гнев, затуманивший при созерцании этой картины сознание вождя, был настолько велик, что он уничтожил добытые истины. Минута слабости, но ее оказалось достаточно, чтобы при вторичной попытке проникнуть в духовный мир встретиться с той же силой, которая торжествовала свою победу в народе и, не узнав в ней своего стародавнего врага, записать продиктованные ею законы и принести их в мир.
Но тем не менее Моисей до конца своей жизни оставался в рядах великих воинов Света, и даже книга, продиктованная отцом лжи, не скрывает, что на его защиту вставал Архангел, воспрепятствовавший дьяволу "явить его тело для обоготворения чувственных сынов Израиля".
Так, временно или навсегда, Тьма одержала победу над Светом и в душе и крови одного народа создала себе крепость и храм; крепость такой несокрушимой силы и храм такой соблазняющей красоты, что величайший из Рыцарей, сходя на Землю для борьбы с Тьмой, должен был воплотиться среди бастионов этой твердыни зла. И с чувством жалости и сострадания можно проследить, как начиная с так называемых "посланий апостола Павла" сквозь всю историю христианской церкви тянется эта борьба Света и Тьмы и неуклонно умножаются победы последней.
Зло никогда не борется прямо, и его пути разнообразны и преисполнены лукавства. Часто оно одерживает победу, прикрываясь маской благих намерений. На двух примерах можно показать это. В XIV и XV столетиях на суровой почве свободного Новгорода из ростков византийского искусства выросла бесценная живопись. Образы, запечатленные этим искусством, достигли такой предельной чистоты, с такой ясной точностью отобразили тайны и законы духовных миров, что ни до, ни после во всей известной нам истории человечества не было ничего подобного. И вот зло - не какая-то внешняя, почти человекоподобная сила, но зло, лежащее в самой природе людской, - страх перед неизведанным, боязнь слишком прозрачных высот, - не восстало непосредственно, не подняло меча иконоборцев, нет, но тихо и непрерывно стало нашептывать человеку: ты создал нечто безмерно прекрасное и бесконечно великое. Оно так прекрасно и так велико, что должно быть окружено самым глубоким благоговением и самым искренним почитанием. Подумай же, как наиболее достойно почтить эти дивные творения твоего духа и в то же время предохранить их от разрушения.
И вот, чего, может быть, не могло бы достичь открытое противодействие, сделало усердие: краски, горевшие огнем духовного мира, и линии, звучавшие законами его жизни, были закрыты золотыми и серебряными панцырями, тем более пышными и непроницаемыми, чем божественнее было погребенное под ними чудо. А когда по прошествии веков люди стали распознавать обман и извлекать на свет похищенные сокровища, те уже потеряли почти всю свою ценность, потому что человечество ушло на века в сторону и не могло найти в себе отзвуков на их многоцветные песни.
Зло вырастает из нас и держится нами. Последние дни перед праздником воскресения Христа должны были бы проводиться в воспоминаниях этого события. Это дни, когда даже самая осторожная и скупая из церквей открывает на сутки двери своих храмов, чтобы каждый мог войти и поклониться образу Эона, окончившего свой путь и отдавшего свое тело могиле. Но наша низшая природа, бессильная для открытой борьбы, надевает на себя личину нашего единомышленника. Заботы достойно "встретить и провести" праздник — а что могло бы казаться достойнее поста и молитвы? - приводят к тому, что эти дни проходят в хлопотах и стряпаньях, и многие ли из христиан, горячо обсуждающих в первый день Пасхи вкус приторно сладкого творога, вспоминают, что в этот момент они созерцают образ Голгофы и причащаются земли, орошенной кровью Эона? Так, завоевывая народы и покоряя страны, одолевая отдельные души изредка силой, но чаще обманом и хитростью, медленно, но неустанно одолевает зло мир.
Первое качество Рыцаря - сила. Слабый не может быть Рыцарем.
...Мальчик смотрел на воинов стражи и думал: как несправедлив Король. Он позволяет охранять себя этим людям, у которых такие грубые голоса и красивые лица. Когда они стоят на страже, они, наверное, думают только об одном - скоро ли кончится их время и наступит смена. А когда они отдыхают, они смеются и пьют вино, и говорят не о короле, а об играх и девушках замка. Как несправедлив Король! Почему он не включает меня в свою стражу? Я бы стоял по две и по три смены подряд, я бы ни на кого, кроме него, не смотрел и только бы о нем думал. А они - они, вероятно, даже и не любят его, как следует.
Король услышал слова мальчика и сказал ему: "Сын мой, разве когда-нибудь я отказывал малейшему из подданных своих в месте, которого он достоин? Поди, возьми меч и становись в ряды стражи". И мальчик пошел и дотронулся до меча, и увидел, что не в состоянии прикрепить его к поясу. И он коснулся рукояти и понял, что даже из ножен вынуть его не сможет. И король увидел его смущение и сказал ему: "Ты думал, что от меня зависит сделать тебя Рыцарем. Теперь ты видишь, что только один человек в мире может помочь тебе в этом - и это ты сам. Ибо все препятствия в тебе самом и все возможности тоже в тебе самом, и когда у тебя окажется достаточно сил, чтобы взяться за меч, - ты возьмешь его и встанешь на место, которое сможешь занять. Но для этого ты должен приобрести силу, ибо только сила дает право на меч и только сила делает Рыцарем.
Сила - это первое, что необходимо для уничтожения зла. Зло потому и царит в мире, что не встречает сопротивления. Зачем бесам уходить с Земли, раз люди так покорно сносят их иго? Увеличивать силу в самом себе и в других, значит готовить оружие для борьбы со злом.
Однако одной силы мало. Сила без смелости — то же, что тело без души. Она подобна громадным механизмам, которые сами по себе мертвы и неподвижны и управление которыми так легко, что может быть поручено ребенку. И так как запас сил бесконечен, то разные руки управляли и управляют этим таинственным и страшным орудием, и на долгие периоды оно оказывается в руках зла. А чтобы направить силу против зла, нужно, прежде всего, побороть страх. Страх - это странное состояние сознания, которое пронизывает все существо, кажется почти вездесущим. Даже те немногие, которые никогда не испытывали его в жизни, переживают его в снах, и нельзя сказать, являются ли эти сны результатами воспоминаний о далеких испытаниях или отражают ночные встречи, происходящие по ту сторону материального мира. В земной вселенной только Рыцари не испытывают страха. Если зло не встречает сопротивления, то этим оно обязано страху. Многообразие этого чувства изумительно. Оно умеет скрываться под десятками сотен личин и находить себе тысячи оправданий.
Страх перед будущим, боязнь потерять свое положение в жизни, опасение показаться не тем, чем хотелось бы быть, - все эти и многие другие соображения питают и увеличивают стихию страха. Иногда его причины даже могут показаться достойными похвалы. Так рождается боязнь причинить огорчение любимому существу, и сколько уступок Аду было совершено под влиянием этого чувства! Но Рыцарь должен знать, что там, где присутствует страх, каким бы плащом он ни прикрывался, там присутствует и его господин, его повелитель, и он должен зорко глядеть в себя, чтобы вовремя узнать цветные обманчивые одежды врага и не дать ему обмануть себя и других.
Потому что страх является орудием Темного, и уничтожая его в себе и других, мы ослабляем могущество зла.
Слабость и страх - это дети зла. Даже сильный может почувствовать слабость, если допустит страху вырасти в своей душе. Но тот, кто вырвет его из сердца, тот увидит, что твердыни зла не более, как ярко размалеванные декорации, за которыми нет ничего кроме грязи и пыли. Ибо владычество зла в мире происходит не от его силы, которой у него нет, не от бесстрашия, которым оно не обладает совсем, а от слабости людей и их боязни противостать злу. Но если зло не обладает ни силой, ни смелостью, то недаром оно зовется лукавым и господином соблазнов. И соблазны начинают осыпать Рыцаря, как стрелы на поле брани.
Ощущения составляют такую же неотъемлемую часть духовного мира, как вода или воздух - земного. И бесы, и люди, и Рыцари подвержены им в одинаковой мере. Даже мир Ангелов не свободен от них. И каждый мир борется с ними по-своему, и в каждом мире они испытывают и победы и поражения, хотя первых больше, чем вторых.
Есть много путей, следуя которым живые существа всех миров пытаются одолеть соблазны. Одни заливают их потоком молитв и иногда оказываются победителями. Это способ скорый, но ненадежный, т.к. отступивший враг пользуется всяким перерывом, каждой минутой слабости, чтобы вновь напасть на душу с утроенной силой и попытаться вернуть свое господство. Другие покорно несут их ярмо, но поддаваясь их власти не перестают пристально выискивать слабые места своих тиранов и постепенно развеивать их кажущееся величие, и соблазны уступают и покидают их без борьбы.
Это путь слабых, путь, может быть, более верный, но который может длиться тысячелетия. Есть и другие пути, полные страданий и ужасов и лежащие вне человеческих представлений.
Но Рыцарь не может пользоваться ни одним из них. Слишком смелый, чтобы бояться чего бы то ни было, даже греха, слишком сильный, чтобы оказаться не в состоянии перенести любое возмездие за совершенный проступок, он - помощник и покровитель других - лишен здесь всякой помощи и всякого покровительства. Он знает, что стоит ему поднести к губам рог призыва, как весь мир Рыцарей отзовется на его зов, как на помощь ему придут силы, равных которым нет ни в одной вселенной, и тем не менее даже мысль о помощи не приходит ему на ум, если дело касается только его самого. И бесконечно одинокий в призрачных просторах своей личности, он стоит, устремив взоры на сверкающее в далях знамя, слишком высокомерный, чтобы уступить и поддаться, слишком гордый, чтобы отступить или пасть.
Так к силе, которая пронизывает тело, и смелости, которая озаряет душу, присоединяется гордость, осеняющая дух. Эти три составляют тройной венец Рыцаря, которым поднимается он сквозь три мира. И сияние этого венца так велико, что оно растапливает встречное зло медленно, но неуклонно, как лучи весеннего солнца растапливают белый снег.
Бедность, целомудрие и повиновение Ордену составляют тройной обет Рыцаря. Сила, смелость и гордость являются тройным панцирем, которым облекает он себя для борьбы. Четвертый обет, без которого бесполезными кажутся первые три, - охранять силы людские на пути к Храму. Четвертое качество, без которого первые три могут сделаться ненужными или полными соблазна, это - любовь.
Люди давно познали бы разительную противоположность этой пары и, следовательно, давно освободились бы от вреда этого смешения, если бы на помощь обману не явилась новая сила, таинственная и прекрасная дочь страсти, так обольстительно прекрасная, что временами бывает почти невозможно разглядеть ее истинную природу. Ее имя - Нежность. Незримыми нитями она непрерывно сплетает мир душевных эмоций с чувственной природой человека и, касаясь границ того и другого, создает над лежащей между ними пропастью свою паутину, незримую, нежную и неожиданно увлекающую вниз. Нежность подобна трясине лесной, которая кажется надежной и твердой, на самом же деле зыбка и податлива и не имеет дна. Она подобна тропинке на скате черном, являющейся обителью головокружения. Она подобна пауку, притаившемуся в глубине сознания. И она подобна Ангелу, нежному и печальному, тело которого соткано из поцелуев, а крылья пламенно красные, как кровь сердца.
Роль любви в мире многообразна и исполнена загадочности. Любовь влечет к подвигам, и она же, как кажется людям, толкает их на преступления. В одно и то же время она и крылья, и цепи, и Ангел, возносящий ввысь, и Демон, влекущий в низы. И хотя, быть может, она чаще оказывалась именно демоном, человек упорно считает ее наивысшей из ведомых ему сил, черпая эту уверенность в подсознательном общении с ее природой. Такая двойственность объясняется тем, что зло не могло оставить без воздействия эту могучую и благодетельную силу, и отравило ее влияние на человечество. Оно достигло этой цели, смешав ее со страстью. Любовь и страсть не одно и то же, и даже не два лица одного и того же. Это две совершенно разные силы, не имеющие между собой ничего общего, кроме того, что лукавством зла они оказались переплетенными в душе человеческой. Они не только разные, но скорей даже противоположные, и если бы не это вмешательство Тьмы, дыхание одной было бы всегда гибельным для другой.
На некоторых печатях Тамплиеров были изображены два всадника на одном коне. Обычное объяснение, видящее в этом указание на принимаемый рыцарями обет бедности, кажется исключительно нелепым. Обет бедности касался не Ордена в целом, а отдельных рыцарей. Конь был не предметом роскоши, а необходимой частью вооружения. С тем же основанием можно было бы снабжать нескольких рыцарей одним мечом или предписывать им по очереди пользоваться в битве одним шлемом. Другое толкование считает это изображение образом человека, состоящим из духа, души и тела. Это значительно вероятнее. Но есть третье объяснение, видящее здесь указание на культ мистической любви, соединявшей Рыцарей Храма.
Поэтому Рыцарство так тщательно разделяло образы Дамы и жены, стараясь никогда не смешивать любовь и страсть, поклонение и желание. Поэтому-то Храмовники - таинственный Орден, который иными считается самым чистым отображением небесного воинства, а другими - не менее полным воплощением сил зла, но который в обоих случаях владел тайнами, превосходящими понимание человечества, имел среди своих, доныне неразгаданных знаков этот образ - Двух, соединенных в одном стремлении к Храму.
О том, что любовь может стать откровением высшего мира, говорилось нередко, но должно быть никогда это не было сказано столь ясно и величественно, как в Бхагават-гите. В этом отношении (как и возможных других) эта удивительная рыцарская песнь древнего Востока не знает себе равных. Прозвучавшая впервые на поле брани, она и доныне продолжает греметь звуками битвы. "Убей", "уничтожь", "порази" - эти слова прорезают первые песни Гиты, как удары молний. И оттого, что направленные сперва против видимых противников они начинают относиться потом к внутренним врагам души, вся картина битвы приобретает глубину и напряженность, не имеющую подобия. Один за другим указываются все новые враги, с каждым новым ударом открываются следующие, еще более могучие цели, пока наконец меч воина не направляется на то, что людьми Запада нередко считается самым неприкосновенным для человека Востока - на судьбу.
"...Ты сокрушишь оковы Кармы".
И шестикратным эхом откликается на этот призыв шесть раз звенящее "убей" другого наставления, запечатлевшего заповеди Рыцарства на самой грани только что рожденной эпохи: "убей честолюбие" -"убей желание жизни" - "убей желание наслаждений" - "и чувство разъединения" - "и желание ощущений" - "и жажду роста". Так через тысячелетия перекликается древнее и новое воплощение одного и того же вечного духа, духа Рыцарства, которому не будет конца.
И когда все враги указаны и перечислены, когда в душе воина не остается ни одного места, которое не предстояло бы поразить в начатой борьбе, тогда Кришна раскрывает Арджуне свою вечную сущность. Это похоже на пламя, внезапно охватывающее стены замка. На молнию, вылетающую из глубины голубого неба и увлекающую за собой душу. На столб огня, внезапно взметнувшийся из-под ног. На сияние, возникающее в сердце и затопляющее мир. Это непохоже ни на что и не может быть передано никакими словами, но достоверно одно, что "одной лишь любви доступно такое созерцание"; лишь любви дано созерцать Воина в его сокровенной сути и слиться с Ним. И из глубины высочайшего напряжения и самого сердца любовного экстаза в последний раз звучат все те же слова: "бейся без страха, рази, и победа будет с тобой!"
Так на поле битвы среди шумов и криков завязывающегося сражения была явлена миру эта высшая форма дружбы, когда старший, имя которому Мудрость, открылся в своей бесконечности младшему, олицетворяющему Любовь. Так было положено начало таинству Рыцарских Браков, светлым союзам двух, объединенных любовью для общей борьбы. Двух свободных и независимых друг от друга и в то же время сильных и неразделимых, как свободны и нераздельны два всадника, несущиеся на одном коне.
Три рода душевной деятельности развивает человек во время жизни - чувство, мысль и волю, являясь, таким образом, гражданином и обитателем одновременно трех областей. Собственно говоря, это не совсем точно: подлинным хозяином в своей области человек ощущает себя только в мире чувства, а в двух других он, как общее правило, бывает лишь редким и случайным гостем. Чувства - подлинная стихия человека. Он непрерывно пребывает в их сфере, он научился вызывать и подавлять их в себе и непрерывно расширяет величественную и прекрасную область своей деятельности, которая называется искусством, цель которой ведь и состоит в том, чтобы питать и увеличивать деятельность чувств. Язык, которому иногда удается с ясновидческой точностью закреплять истины, еще не вполне усвоенные человеком, отразил это в бесконечности выражений, которыми он изображает независимую жизнь эмоций. Эти выражения удивительны, и только наша привычка считать их "простыми образами" приводит к тому, что мы не замечаем их потрясающей мощи. "Гнев душит", "зависть гложет", "злоба охватывает" - такие образы создало великое подсознательное ясновидение прошлых веков. И хотя человек еще далек от полного вступления в оставленное ему наследство (хотя по отношению ко многим обитателям этого мира он оказывается в положении укротителя, слишком часто рискующего превратиться в жертву), он все-таки является действительным и неоспоримым его хозяином.
Далеко не так обстоит дело с мыслью. Редко заходит человек дальше прихожей самого малого из удивительных зданий этого мира, почти никогда не поднимается он больше, чем на первую ступень, ту, которой оказывается совершенно довольно для его повседневного бытия.
По сравнению с бесконечным богатством и разнообразием средств, которыми изображает человек жизнь своих чувств, жалкие слова, пытающиеся передать его переживания в области мысли, кажутся косноязычным лепетом ребенка. Так же, как чувства, мысли осаждают его со всех сторон, но он остается глухим и слепым для окружающей его божественной жизни. В своей удивительной ограниченности он считает осеняющие его мысли "своими", хотя сам прекрасно знает, каких трудов ему стоит подчас удерживать их в своем сознании или, наоборот, добиться свободы от охватившей его идеи. А большая часть тех немногих, которые посвящают себя мышлению, платятся за это всеми своими силами и оказываются в мире слабыми и беспомощными, как дети. И пройдут не века и, быть может, не тысячелетия даже, а миллионы лет, пока человек облечется в мысль так же, как сделал это с чувством и воцарился на троне, приготовленном ему с начала веков.
Что же сказать о воле? С полным правом можно было бы сказать так: человек является существом, постоянно чувствующим, изредка мыслящим и никогда не волящим. Неравномерность этого распределения сказывается всюду. Во сне, в тех таинственных и смутных пространствах, в которых мы проводим треть нашей жизни, мы часто пронизываемся потоками чувств, содрогающими наше существо с такой силой, что мы оказываемся вырванными из наших грез в мир материи. Значительно реже посещают нас во сне мысли, но при дневном свете они оказываются только бледными, нежизнеспособными созданиями и умирают, не принося плода. С потрясающей ясностью постигаем во сне наше бессилие распорядиться своей судьбой, невозможность поступить по своему выбору. И, наконец, тот же закон написан на нашем лице, самая выразительная - средняя - часть которого сосредоточила в себе почти все органы чувств — зрение, слух, обонянием вкус, всё, кроме разлитого по всей поверхности тела осязания и родственных с ним теплового и мускульного. Значительно менее выразителен лоб — непроницаемая стена, за которой совершается работа мысли. И в какой-то почти окаменелой неподвижности нависает подбородок - знак воли, воли еще не осознавшей себя.
Зачем и когда человеку волить? Ежедневно, с минуты пробуждения до наступления сна, его окружают бесчисленные принуждения, согласно которым он действует, никогда не напрягая воли, а только подчиняясь тем или иным требованиям окружающей его среды. Даже в редкие минуты выбора между тем или иным поступком, таким или другим словом, выбора, который большинству кажется обычно зависящим исключительно от воли выбирающего, происходит на самом деле уступка тому обстоятельству, которое в данную минуту оказалось сильнее других. Привычка, необходимость, желание, сознание долга окружают душу, как толпа загонщиков, и когда человеку кажется, что он свободно, по собственной воле выбрал свой путь - он на самом деле просто вступил на тропинку, которая казалась менее прегражденной, чем другие.
И даже когда человек, стоящий на пороге, познает эту простую истину, он не скоро еще сумеет совершить поступок действительно из чистой воли, исходя только из собственного, ничем посторонним не вызванного намерения, потому что в нашей сложной и хитросплетенной жизни нелегко найти действие, которое в той или иной мере не соприкасалось бы со сферой желаний, и даже самое высокое отречение влечет за собой, кроме страданий, и каплю вознаграждающих за всё радостей. Поэтому тот, кто хочет вырастить в себе эту божественную сущность, должен вначале искать таких проявлений, которые своей незначительностью не привлекали бы к себе хищников других миров, и поэтому поступки, вытекающие из свободы, кажутся иногда непонятными и лишенными смысла.
Неравномерность в развитии этих трех сил явствует и из следующих соображений: если мы попытаемся отвлечь наше внимание от так называемого внешнего мира и сосредоточимся исключительно на содержании нашей внутренней жизни (опыт, кажущийся легким на словах, но на самом деле слишком часто приводящий душу к печальному признанию, что она вообще не может мыслить себя вне рамок, которыми одевает ее внешний мир), то после более или менее напряженных исканий мы убедимся, что чувства представляют из себя самую многочисленную, наименее дифференцированную и наиболее зависимую от внешних поводов группу обитающих в ней существ. Чувство, которое не возникало бы как ответ на то или иное событие внешнего мира - хотя бы этим событием являлся солнечный день или ощущение физического здоровья, — такое чувство бывает очень редким гостем в нашей душе. Можно сказать, что мир чувств питается событиями жизни, и стоит только чувству некоторое время не получить этой пищи, как оно бледнеет и умирает. Наоборот, мысли имеют обратную тенденцию и, возникая на почве внешних событий или вещей, торопятся оторваться от своего источника и дать начало целым вереницам себе подобных существ, почти немедленно теряющих всякую связь с породившими их фактами.
Что же касается воли, то, собственно говоря, мы не найдем в своей душе ясно выраженных импульсов этого рода. То, что сейчас называется нами волей, это скорее похоже на сон о воле, и наши так называемые волевые решения в громадном большинстве случаев принимаются просто под влиянием осаждающих нас побуждений разного рода, а вовсе не из собственного воления. И в то время как мир чувств мы ощущаем совокупностью существ, столь же различных между собой по своей природе, как различны, например, минералы физического мира, мир мысли мы уже не в состоянии дифференцировать таким же образом и готовы признать в мыслях не больше различий (главным образом по линии качественной напряженности), чем мы признаем их, например, в существе воды, которая ведь может быть соленой и пресной, горячей и холодной, бурной и тихой, но тем не менее всегда остается одним и тем же, т.е. водой.
Воля же и с этой точки зрения занимает последнее место и может быть сравнена с наименее осязаемой из стихий - воздухом, дуновения которого проносятся в душевной жизни, чтобы большей частью остаться незамеченными.
Чувство - Мысль - Воля. Всю деятельность человеческую можно было бы распределить по этим трем категориям бытия. Развиваясь, они порождают следующую триаду: Любовь, Мудрость и Силу. В области различных видов деятельности они создают Религию, Науку и Магию, внутри которых пребывают и развиваются как их высшие формы Мистика, Оккультизм и Теургия. Их средствами являются молитва, медитация и заклинание, а их адептами - священник, мудрец, рыцарь, или, что то же (или по крайней мере должно быть тем же), - святой, мудрец, маг. Так прорастает человек в области трех вселенных, преображая и дух, и душу, и тело, овладевая венцом трех достижений, имя одного из которых: Рыцарь-Маг, а название - Господин Воли.
Вот что такое воля, о Рыцари и братья мои!
Щит, которым защищает Рыцарь других, Меч, которым поражает он врага своего, - это Воля.
Сила, которая спит в человеке, ожидая, чтобы разбудило ее прикосновение руки сильной, - это Воля.
Ангелов дыхание, проницающее бесплотные тела их и озаряющее вселенные, - это Воля.
Зла устрашение, перед которым бессильно отступает оно в глубочайшие тайники жизни своей, - это Воля.
Сущностей сущность и сотворенного превышение, людей упование и Рыцарей меч - это Воля, трижды великая и трижды благословенная во всех мирах!
Каждый человек прав по-своему и каждый путь может быть правильным для данного существа. Тот, кто не признает этой простой истины и упорно применяет ко всему свою собственную меру и судит всех с точки зрения своей собственной правды, тот рискует стать носителем начала насилия и, следовательно, одной из бесчисленных опорных точек зла в мире. И действительно, как могла бы возникнуть пара совершенно тождественных мировоззрений? Ведь для этого должна была бы иметься совершенно одинаковая почва, т.е. индивидуальные истории двух разных людей должны были бы совпадать во всех мельчайших подробностях. Но разве это возможно? Ведь это значило бы - парадоксальное утверждение! - что эти два существа являются, в сущности, одним целым. Но признание этой мысли влечет за собой другое, такое же необходимое, но более строгое, - сознание, что во всякое данное мгновение на каждом участке пути мой спутник или мой враг может казаться более правым, чем я, а я могу ошибаться.
Эта мысль необходима, но жестока и чревата последствиями. Слабого она ослабляет в еще большей степени и лишает способности противостоять налетающим со всех сторон соблазнам. Но сильный берет ее всю, принимает без остатка и, руководствуясь ею, оказывается в состоянии всякое искушение претворить в добро и даже из того, что по справедливости считается величайшим врагом человека — из сомнения — извлечь пользу. Этот враг может тогда оказаться братом и другом.
Сомнение - это сигнал, который Дух подает человеку. Сомнение в правильности избранного пути, сомнение в достаточности своих сил, все это знаки, что настает пора изменить путь, что приблизилось время изменить точку приложения своей силы. Обычно так и бывает, потому что человек не может не следовать указаниям своего духа, который ведь есть он сам. И это правильно. Неправильно только, что вступая на новые пути, мы начинаем считать старые - заблуждениями, а нашу прежнюю деятельность - ошибочной. Путь не может быть ошибочным. Работа, какова бы она ни была, всегда и нужна, и праведна. Но для каждого из нас может наступить момент, когда новый путь явится и более скорым, и более прямым, а новая работа будет больше соответствовать выросшим силам. И тягостное, омрачающее душу сомнение часто является любящей рукой старшего брата, преграждающей жизнь, когда настает пора изменить путь.
Этот закон - закон относительной правильности всякого индивидуального пути - распространяется и на более широкие области. Не только отдельный поступок отдельного человека может оказаться при данных обстоятельствах правильным, т.е. помогающим его эволюции, а при других - неправильным, т.е. сворачивающим его с Пути, но и целые явления мирового размера меняют свою роль в зависимости от окружающих обстоятельств. Так, например, Церковь.
Для большинства человечества страх является основой религий. Материализм - та религия, которую бесы создали для того, чтобы держать в своей власти покоренные ими народы, - такая же религия, как и любое учение, в той или иной форме признающее божество, и так же, как эти последние, основано на страхе. Подобно Старцу Горы, внушавшему своим воинам, что в его власти находятся небесные обители, в которых они в случае безупречного исполнения его воли будут вкушать посмертное счастье, материализм внушает своим рабам, что человеческое существование кончается смертью и потому всякому желающему наслаждений остается примкнуть к власти, которая распоряжается благами земной жизни, так как вне подвластного ей царства материи нет ничего. Поэтому возникает парадоксальное явление, что церкви, которые находятся в союзе с властью, играют роль контрреволюционную, служа одним из самых мощных средств подчинения, - в стране воинствующего материализма становятся явлением революционным, т.к. освобождают своих последователей от страха и дают им силу для борьбы с Темными.
Всякий получает лишь то, что он заслужил. Всякий народ лишь ту власть имеет, которой достоин. Лишь потому угнетает людей власть, что сами же люди поддерживают ее угнетение. Разве можно отнять свободу у того, кто ощутил свободу свою? Что может насилие против свободного? В тюрьме пребывая, одетый в оковы, он все же свободным останется, и власть отступит перед силой его, и насилие отойдет вспять. Как же бороться с властью? Если мы силу силе противопоставим, мы уподобляемся злым, путями их идем и значит усиливаем зло в мире. Думать, что со злом можно бороться средствами того же зла, что можно уничтожить тюрьмы, заковав в кандалы всех тюремщиков, или образумить палачей, заставив их на собственном опыте перенести причиняемые ими муки, это то же, что пытаться (старое, избитое сравнение!) потушить огонь, заливая его маслом или закидывая сухими дровами. Даже если бы удалось приостановить его внешнее проявление, все равно подавленные, но не уничтоженные силы притаятся только на время, чтобы потом вспыхнуть с удвоенной силой.
Ибо одинаково торжествуют бесы, в ком бы ни вырастала злобность, и с наслаждением равным впивают они смрад крови и мучимых и мучителей, когда переполняют страдания терпение жертв и восстают они и поражают убийц. Тогда видят бесы, что возрастает воинство их, и хохот их потрясает миры. Поднимали бесы народ на народ и царство на царство и упивались кровью. Но вырастали народы земные и увидали обман, и вот не хотят более войн. Тогда сменили бесы личины свои и говорить стали о войне последней, которая всем войнам конец положит и которой нельзя избежать. Ибо тогда народы не восстанут друг против друга и царства не сойдутся в борьбе, но разделятся они в теле своем и бедные соединятся с бедными всего мира и пойдут на богатых и на воинство их. И будут наслаждаться бесы лукавством своим и купаться в крови и злобе людской. А когда люди и в этот обман проникнут, снова найдут бесы слова новые, и так без конца. Ибо воздух, которым дышат они, - насилие, и кровь, которой живут, - злоба. И чтобы не иссякли соки жизни их, дана им власть, которую цепко держат они и не пожелают отдать. Как же бороться с властью?
Погрузите, Рыцари, ясные взоры свои в глубины душевные и спокойно исследуйте самих себя. Свободны ли вы от стремления к насилию? Не соблазняет ли вас сила ваша, не скрывается ли где-нибудь в тайниках душевных влечение обнажить меч и ударом свистящим поразить зло? Желаете ли вы свободы для всех или же только тех, в ком жертв видите, освободить хотите, а на палачей их двойные собираетесь наложить оковы?
Если так, то идите в мир и боритесь и побеждайте, пока не убедитесь, что подвигами своими беспрерывно умножали зло и укрепляли могущество власти.
А тогда вновь посмотрите в самих себя, и если найдете себя чистыми, значит вырос в вас цветок свободы и один замок малый освободили вы от сил зла. И соединимся мы друг с другом, и воссияет в душах наших царство Свободы, имя которой да будет благословенно!
Осознание своей свободы удивительно. Оно пронизывает силой и светом, разгоняющим всякие сомнения в осуществлении царства правды. Помогать этому сознанию вырастать в мыслях отдельных людей - это и есть один из вернейших путей борьбы с духами зла. Но прежде всего надо вырастить этот цветок в собственной душе, а здесь перед Рыцарем встает вопрос о внешнем и внутреннем.
Люди по природе своей одцосторонни. Они склонны к противопоставлениям и не допускают возможности соединения путей, хотя именно в таком соединении и скрывается обычно правда. И поэтому одни берут под подозрение тех, кто отдает свои силы внешней работе и не твердит на всех перекрестках о необходимости самосовершенствования. Другие не остаются в долгу и обвиняют в бессердечии и эгоизме тех, кто в сознании своей греховности удаляется от мира, отдавая свои силы молитве и подвигу. И однако оба эти пути не противоположны, и идущий по одному продвигается также и по другому. В сущности, это просто один единственный путь, и оба направления могут казаться отдельными лишь в той же мере, в какой разделены следы от правых и левых колес одного экипажа. Тот, кто отдается внешнему миру, делает так потому, что в предыдущих жизнях очистил себя от части эгоистических желаний, и его дух скопил силы, могущие найти теперь приложение.
Но настанет день, и он увидит, что оружие его зазубрилось и щит грозит рассыпаться от очередного удара. Он заметит, что замок его годами стоит неубранный, что по его стенам начинают змеиться трещины, что он не в состоянии оказать приюта собратьям в борьбе. Он узнает, что запас его сил близок к концу, что для новых задач, которые ему предстоит разрешить, необходимы новые качества, может быть, новые степени чистоты, или новые формы мужества, или новые запасы силы. И тогда он уйдет в самого себя и всем, может быть, даже и ему самому, покажется, что он закрыл свое сердце для страданий мира, помышляя только о спасении самого себя.
Но на самом деле это даже не будет перерывом. Ибо каждый из нас есть частица человечества, и если я улучшаю себя, то этим я улучшаю и человечество. Отшельник, запирающийся в своей келье и годами не открывающий своего лица, мудрец, замуровывающий себя в пещере, аскет, уходящий в глубину лесов, - все они вносят свой вклад в чистоту и свободу мира и, увеличивая свою чистоту, свою мудрость и свою силу, они приближают час их победы во всей вселенной. А когда они накопят достаточно сил, ничто в мире не сможет сдержать эти силы в пределах индивидуальности, и из своих храмов, лесов и замков выйдут они в мир, неся ему новые вести о свободе и славе, и снова станут они тем, чем были от века и не переставали быть - Рыцарями, сияние которых освещает века...
Так пировали Рыцари, и речи их обходили вокруг стола, и они говорили о многих чудных вещах.
О могуществе и слабости зла, и о путях, которыми проникает зло в мир, и о борьбе с ним, ослабляющей его силу.
О доспехах, которыми облекается Рыцарь, вступая в борьбу.
О соблазнах, встающих на пути, о Любви, преодолевающей искушения, и о Нежности, которая искушает Любовь.
О Воле.
О многообразии Путей и благости Сомнений.
Об освобождении от насилия и о воле к свободе.
Об идущих в мир и уходящих от мира.
Так сказали Рыцари о Силе своей, данной им от возникновения времен, и о Духе своем, не знающем конца, и о Храме, который не имеет начала.
И вы, слышавшие речи их, можете поговорить вместе с ними. Мы преклоняем колена перед Гроссмейстером и Командором Нашим, сияющим в глубине сознания, сверкающим в далях вселенной и озаряющим Храм.
Перед тем, к кому различные мольбы возносятся мирами разными.
Кому молятся и бесы Ада, и люди Земли, и ангелы Храма. И кого мы славим и любим без конца и созерцаем без перерыва в Храме Его. Ибо Храм там, где мы.
А мы — в Храме.
_________________
vergissmeinnicht
|
Сайт
Альбом
Помощь
Поиск
Пользователи
Группы
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
Вход
